Клуб 2050 – будущее России и мира. Модернизация, демография, география

Ростислав Туровский. Российские элиты

текст лекции

Лекция Ростислава Туровского в Клубе 2050. 11.02.2010

Я не хотел бы сводить выступление просто к описанию основных групп влияния, поскольку, прежде всего, считаю своей задачей разъяснить суть явления, то есть как и почему структурировалась сама российская властная элита, как и почему она делилась на группы влияния, а дальше я хотел бы рассмотреть уже конкретных персонажей. Иначе наша лекция превратиться в рассказ о том, что есть Медведев, Путин, у них есть какие-то свои группы влияния. Конечно, я об этом расскажу, но перед этим необходимо рассмотреть целый ряд общих моментов.

Об исследованиях элит

На самом деле элитология, как направление политической науки, странно это или нет, является довольно маргинальным направлением, о котором нельзя сказать, что оно хорошо развито. Если взять западную политологию, то изучение элит там представлено достаточно слабо, очень небольшое количество людей занимается изучением элит, и это далеко не мейнстрим в западной политической науке. С точки зрения фундаментальности это не самый высокий уровень анализа, но в то же самое время этот тип анализа имеет, несомненно, прикладное значение. По этой причине возникла дистанция между российской и западной политологией – в России исследование элит, наоборот, получило огромное значение в прикладных исследованиях по понятным конъюнктурным причинам. Определенная смена, определенная ротация элит происходила в 1980-е, 1990-е годы, продолжает происходить и сейчас. Роль элит в российской политике является доминирующей. Решения, которые принимаются элитами, практически исчерпывают политическую повестку дня в силу слабого влияния общества на политические процессы в условиях хорошо известных разрывов между элитами и обществом, и даже определенной поляризацией по этой линии. Поэтому исследование российской политики в условиях ее этапности получили свой объяснимый перекос в пользу исследования элит и структуры их взаимодействия.

Теоретическая база слабая. Она зачастую сводится к простому биографическому анализу, то есть выявлению социального происхождения основных политических игроков или деятелей бизнеса, исследованию политических карьер опять же на основе биографического анализа, динамики этих карьер, скорости перемещениях из одних сфер в другие, как политических, так и между политикой и бизнесом, что тоже является распространенным для России. То есть биографический анализ – основа, которая также позволяет с некоторой вероятностью установить связи между игроками на основании пересечения их биографий. Это направление получило огромную популярность в 2000-е годы, когда все стали изучать, кто и когда окончил Петербургский государственный университет, кто учился на юридическом факультете, вместе или не вместе учились эти люди. По этому поводу сразу же возникает очень много мифов, дети лейтенанта Шмидта, которые тоже начинают утверждать, что они именно в это время учились и якобы ходили в ту же самую аудиторию, что и Медведев или Путин. Возникают забавные сюжеты в этой связи, например, по поводу одного из кандидатов на пост президента Дагестана, по поводу которого наука не смогла установить, действительно ли он встречался с Медведевым, когда тот преподавал в Санкт-Петербурге юриспруденцию, или это было придумано специально, чтобы создать ему такой имидж. Но в любом случае президентом Дагестана этот человек так и не стал, и может быть так и останется загадкой, действительно ли он учился у Медведева, учился вместе с ним или этого не происходило.

Но подобное выявление связей имеет смысл до определенной степени, поскольку это чисто механическая вещь и на основании того, что даже люди сидели в одной аудитории в Санкт-Петербургском университете еще нельзя говорить о том, что они обязательно составляют одну группу влияния и очень сильно дружат. Вы сами знаете, сами учились и у самих были очень разные, включая конфликтные, отношения в рамках одной группы и одной аудитории. Такого рода анализ – немного «пошлый», но в условиях небольшого количества информации что-то он дает. Для получения более достоверной информации о взаимосвязях между основными игроками надо использовать помимо биографического анализа и другие методы – экспертные интервью, включенные наблюдения, то есть те методы, которые позволяют все-таки углубить содержание исследовательского процесса. Экспертное интервью очень серьезным образом расширяет исследовательское поле и возможности для сбора информации, у него есть свои плюсы и минусы, поскольку всегда приходится делать поправку на осведомленность эксперта, специализацию этих экспертов, где они действительно компетентны, а где нет, компетентность и ангажированность экспертов. Метод включенных наблюдения был бы самым интересным методом, если бы мы сами имели возможность работать бок о бок с политическими игроками и тогда, конечно, у нас появляется гораздо больше интересной информации, в том числе о взаимосвязях, мы углубляем свои знания, получаем информацию о том, как реально происходят взаимодействия – с кем игроки встречаются, созваниваются, ходят в ресторан, баню, то есть мы можем увидеть реальные социальные коммуникации, которые приводят к установлению более тесных связей и принятию на их основе политических решений.

Строго говоря, на сегодняшний день до конца не понятно, и по этому поводу существуют разночтения, к примеру, как часто взаимодействуют Путин и Медведев? Вопрос на самом деле довольно серьезный, учитывая особенности нашей тандемократии. По официальным данным они почти не встречаются. Если просто просмотреть сайт www.kremlin.ru, эти встречи происходят крайне редко. Неофициально – мы не знаем. Возможно ФСО и тамошние включенные наблюдатели – в сущности единственные, кто может давать точные ответы на эти вопросы. Другими словами методология довольно зыбкая, что не исключает необходимости этих исследований, только надо понимать, что установить раз и навсегда, как друг с другом соотносятся акторы, нельзя.

Я обо всем буду говорить не по слухам. Я готовил много различных материалов, и самому приходится работать с большим количеством материалов, в том числе конфиденциального характера. Знаю, представляю реальную ценность этих материалов и реальные проблемы этих материалов. Эти же проблемы относятся и к реальному взаимодействию между игроками. От этого на самом деле зависит очень многое, и по этому поводу постоянно возникают самые разные слухи, далеко разошлись Путин и Медведев, или не очень далеко. Действительно ли они лично разошлись, или существует конфликт между их командами, которые проецируется на отношения между ними самими. Здесь также существуют разночтения.

Связь элиты и политического режима

Если подобные исследования перенести на более серьезный уровень, то, на мой взгляд, это должна быть не простейшая элитология, а исследование политического режима, потому что структура элиты очень тесно связана, особенно в условиях авторитарных или полуавторитарных режимов, со структурой политического режима. А политический режим мы должны рассматривать как определенную совокупность акторов, игроков, совокупность, где между этими акторами мы, во-первых, выявляем связи, во-вторых устанавливаем цели игроков, в-третьих – интересы и в-четвертых – стратегии игроков. То есть структура политического режима – это во многом сами акторы, их классификация (вопрос, как идентифицировать реально действующего актора, не простой), связи между самими игроками – положительные, отрицательные, нейтральные, то есть получается картинка, напоминающая что-то вроде молекулы: шарики и между ними связи, но разного характера. При этом для каждого шарика, для каждого актора существуют цели, интересы и стратегии, то есть то, что составляет основу их политической деятельности.

И вот дальше разобравшись с этой структурой, мы выходим на очень важный вопрос консолидации политического режима, которая во многом будет зависеть, коррелировать с консолидацией элиты. Вопрос этот методологически самый важный для изучения современной российской элиты, ее структуры и внутренних взаимоотношений. Вопрос очень спорный, поскольку в начале 2000-х годов с укреплением властной вертикали и со сверхвысоким рейтингом Путина утвердилось представление о том, что российский политический режим имеет моноцентрический характер и является полностью консолидированным. Есть моноцентр – президент, он же персонифицированный лидер Путин, он же политик, пользующийся сверхвысокой популярностью, и все остальное выстраивается далее в зависимости от отношений с этим моноцентром, так или иначе вынуждено или же хочет быть лояльным по отношению к этому единственному центру. Мы знаем, какое большое количество усилий было предпринято для того, чтобы консолидировать режим вокруг Путина, сколько нормативных актов принималось для того, чтобы ограничить политическую конкуренцию, свести к минимуму многопартийность, влияние общества на формирование и функционирование власти. Это всё в общем работало на консолидацию элиты, которая выросла по сравнению с девяностыми годами и особенно контрастирует с самым концом 90-х годов, когда Ельцин был «старенький и больной», когда было непонятно, кто станет преемником, шла борьба «нанайских мальчиков», то есть различных приемников, формировавших свои группы влияния. Мы помним в этой связи взлет и падение Примакова и Лужкова, блока ОВР на выборах 1999 года, которые пытались создать внутрисистемную контрэлиту, способную перехватить и взять в свои руки власть, в том числе опираясь на изрядное количество губернаторов. Так что по сравнению с самым концом 90-х годов контраст разителен, и консолидация усилилась многократно.

Тем не менее, вопрос остается очень серьезным: в какой мере сейчас консолидирован режим, поскольку с возникновением тандемократии консолидация явно снизилась, и это очень заметно. Это было особенно заметно в прошлом году, сейчас, начиная с нового года, были приняты разные внутренние решения, связанные с 2012 годом и в этой связи очень похоже, что консолидация вновь началось и вновь не в пользу президента, теперь уже нового. Но это пока спорный момент в современной российской политике: происходит ли новая консолидация вокруг Путина в нынешних условиях или пока это лишь слабая и обратимая тенденция. Так или иначе, консолидация явно снизилась, и это дает основания для очень серьезных размышлений по поводу того в какой мере вообще консолидирована российская элита.

Понимание структуры элиты и степени ее консолидации зависит от того как, кем, в какой последовательности принимаются политические решения, то есть зависит от процесса принятия политических решений и мотивации, которая есть у основных игроков. В нашем сознании принятие решений представляется как иерархический процесс, в котором самым влиятельным является тот, кто обладает самым высоким статусом, и дальше соответственно по нисходящей: чем меньше формальный статус, тем меньше политическое влияние. Я в самое последнее время начинаю думать по-другому и начинаю убеждаться в другом и даже в обратном. В условиях раздвоения верховной власти Путин и Медведев позволили нам пересмотреть прежние представления о структуре элиты и характере ее консолидации, поскольку стоило появиться дуализму, как по моим ощущениям, если это уже не один центр влияния, то два, а где два – там и четыре, и дальше это количество начинает умножаться. Другими словами, может быть в связи с особенностями российского порядка: центр власти или один, или много, то есть совсем не два. Стоит сделать шаг от моноцентризма и получается не бицентризм, а полицентризм, и при этом начинаешь реально задумываться и изучать, как принимается каждое решение. Взять мою любимую тему, на которой я уже почти помешался – это назначение губернаторов (прим. ред.: смех в зале). И этому моему помешательству немало поспособствовал и Путин, и Медведев, принимая разные, странные, неожиданные, шокирующие меня как эксперта решения. Но пока они меня шокировали, я пытался отвечать на эти вызовы с их стороны. То есть, каким-то образом объяснять реальный процесс принятия решений и всякий раз приходил к выводу о том, что иерархия в условиях тандемократии уж точно перестала быть работающей, поскольку в нынешних условиях президент не обладает той степенью влияния, чтобы быть ключевым и единственным центром власти в стране. Как вы знаете, есть разные представления, в том числе и на таком «домохозяйственном» уровне, по поводу того, кто правит страной: Медведев правит страной, Путин правит страной, возможен ответ – никто не правит страной, возможны какие-то другие типы ответов, с более длинными списками фамилий или отговорками, типа бюрократия, мафия и пр. Другими словами мы начинаем задумываться о многообразии игроков, начинаем изучать это многообразие.

После того как Путин, а потом Медведев стали слишком часто меня шокировать своими решениями о назначении губернаторов, проходил экспертный опрос, и я тоже заполнял анкеты по поводу назначений губернаторов, в том числе оценки влияния различных персон на этот процесс. И тут уже наступила моя очередь шокировать тех, кто проводил этот экспертный опрос, поскольку я поставил оценки совершенно не соответствующие формальной властной иерархии. Во-первых, я никому не поставил высокие оценки. Это мои ощущения о невысокой степени консолидации режима, то есть в анкете можно было выставить до десяти баллов, а я больше шести никому не ставил. Во-вторых, Медведев оказался не на первом месте и шесть баллов получили три персонажа – Путин, Сурков и Говорун, что также нарушает и внутреннюю иерархию в администрации Президента. Сурков является непосредственным начальником Говоруна. Я же их поставил на одну доску, на один уровень. А пять баллов дал Медведеву. Вот такая получилась у меня ерунда, при том, что там было еще несколько фигур, которые получили по четыре балла. Остальные получили по 0 или 1 баллу. Я считаю, что они не влияют. Это, конечно, экспериментальная интерпретация, попытка сделать с шахматной доской что-то особенное. Не то, чтобы ее перевернуть, но перемешать фигуры исходя из других экспертных знаний, исходя из того, что хвост может вертеть собакой, исходя из (и это, кстати, серьезный политологический вопрос, с этим связаны целые дискуссии в западной политологии) представлений о рациональности или нерациональности тех решений, которые принимают основные игроки, исходя из представлений об информированности этих игроков, о реальной информированности. Поэтому, как результат, цепочка принятия решений может быть очень длинной, и ключевые решения могут приниматься не в конце, а в середине.

На завершающем этапе идет просто оформление этого решения – например, президентом Медведевым. Который, как я думаю, не всегда знает и задумывается, какого рода решения он подписывает. Либо наоборот – что становится для него время от времени характерно – пытается нарушить всю цепочку, которая была до него, и сделать именно свой шаг, не обратить никакого внимания на решения, которые подсказываются ему другими. Это создает ситуацию постоянной напряженности и турбулентности в российской политике, когда непредсказуемо, как поведет себя президент. Подпишется ли он под решением, которое придет к нему по цепочке (и, в сущности, не им было принято), либо он отвергнет всю эту цепочку, исходя из своей потребности (а у него очень серьезная потребность в самореализации и доказательстве того, что он действительно является президентом страны). И все эти разговоры по поводу того, настоящий он президент или не настоящий, на нем, конечно, тоже сказались – ему же важно показать, что настоящий! – а это значит, что важно время от времени принимать свои решения. При этом не всегда понятно – когда, какие именно. Отсюда непредсказуемость в процессе. Поэтому представления о процессе принятия решений – это целая история, ее надо изучать. Не буду грузить теориями, но логики могут быть разными, подобные вопросы изучала и западная политология, где на этот счет есть свои разные подходы.

Трансформация российских элит

Возвращаемся к теме российских элит. Российская элита – очень сложное образование, ее генетическая сложность контрастирует с той консолидацией, которая произошла в начале 2000-х гг. Потому что, если изучать и сравнивать биографии тех или иных игроков, то там получается дикий винегрет. Российская элита постсоветская, посткоммунистическая возникает, во-первых, в отсутствие радикальных политических изменений. И если в начале 90-х могло считаться и казаться, что Россия заявляет себя переходным режимом, движется к демократии, в ней появляются новые элиты, а старые уходят на свалку истории, – уже к середине 90-х гг. стало понятно, что это не так. В 2000-е гг. ситуация изменилась по той лишь причине, что прежние элиты по возрастным факторам вынуждены расставаться с властью. Это началось только сейчас, на наших глазах, с тем же уходом Шаймиева и некоторых других старожилов, то есть с ротацией элиты на самом консервативном уровне – на уровне региональном. На федеральном все-таки ротация шла побыстрее. Отсутствие радикальных политических изменений и отсутствие радикальных изменений политического режима (то есть перехода к демократии) сочеталось и с отсутствием радикальной смены элиты.

Если сравнить, политическую элиту России и, скажем, Эстонии или Латвии, то есть стран, которые прошли классический демократический транзит, бросается в глаза, что там практически никаких следов советской элиты нет, а у нас она осталась у руля. Там инкубатором новой элиты стали народные фронты – демократические зонтичные организации, которые возникали в конце 80-х гг. на фоне перестройки, из которых вышли практически все партии, практически все лидеры, многие из которых до сих пор в активной политической игре. А старой элиты практически нет. Вернее, прежняя демократическая элита уже стала старой и начинает меняться.

В нашем случае смена элит была только частичной, и значительная часть прежней советской номенклатуры (наиболее активная ее часть) – она, в общем, нашла себе место и во многом продолжала рулить ситуацией и в 90-е гг. В сущности, сам Ельцин, первый президент России, является как раз ярким примером и символом именно адаптивной части бывшей советской номенклатуры, которая использовала демократический транзит (или, скажем, шажок в эту сторону) для того, чтобы сменить власть, убрать Горбачева и установить власть своей группы влияния. Другое дело, что в начале 90-х гг. формирование российской элиты шло в процессе создания альянса между адаптивной, прагматической, деидеологизированной частью советской номенклатуры и частью демократически настроенной интеллигенции. Надо понимать, что к концу 80-х гг. и даже уже в 70-е гг. коммунистическая идея постепенно умирала и превращалась скорее в политический ритуал, которым можно было пользоваться до поры до времени, но к которому не столь серьезно относились, как это могло показаться, ключевые политические игроки. Деидеологизация была процессом несложным. Идеологизированная, она же неадаптивная, часть оказалась в оппозиции и ушла в КПРФ – и там, соответственно, своя логика, линия и свое угасание этой линии. Постсоветская элита включила адаптивную часть номенклатуры плюс часть демократически настроенной интеллигенции – то есть сразу стала неким конгломератом.

Произошел не переход власти к демократической интеллигенции, что, в принципе, могло бы случиться, если бы был классический демократический транзит, а рекрутирование части демократической интеллигенции во власть – учитывая тот факт, что там было достаточно много умных, образованных, продвинутых людей, которые могли участвовать в управлении и предлагать свои рецепты. Другое дело, что потом их, так сказать, смешали с грязью, но мы не об этом говорим – мы говорим о том, что имел место призыв демократической интеллигенции во власть. Тот же Гайдар – один из ярких символов, Чубайс – другой яркий символ. В 2000-е, к сегодняшнему дню эта часть элиты тоже практически рассосалась – поскольку одни доказали свою недостаточную компетентность или отсутствие таковой. Другие, породив бурю, стали ее жертвой. В процессе либеральных реформ – тот же самый Гайдар. Третьи привыкли к новым условиям, и в 2000-е гг. стали адаптироваться к более авторитарным условиям, каждый раз успешно находили себе нишу. Яркими примерами последних являются Чубайс и Кириенко, которые когда-то считались реформаторами. Чубайс был практически символом реформаторского движения. Если вы послушаете Чубайса сейчас, станет понятно, что он руководитель государственной корпорации, и этим уже все сказано. Его дискурс радикально отличается от дискурса 90-х гг. В 1996 г. когда он выступал в связи с президентскими выборами, он забивал последний гвоздь в крышку коммунизма. Сейчас он против политических реформ, против политической модернизации, за сохранение статус-кво прямым текстом. Куда делся реформатор? Реформатор возглавляет государственную корпорацию, и ему там хорошо, на самом деле. Кириенко – похожая ситуация – он просто меньше выступает, но управляет госкорпорацией «Росатом». У него довольно шаткие позиции, за которые нужно держаться и вести себя тихо и спокойно.

В дальнейшем, постепенно, третья часть элиты – бизнес-элита – начинает формироваться и оказывать свое воздействие на власть, с чем связана своя интересная сюжетная линия – взлет и падение олигархии 90-х гг. и – о чем мало говорится – тихий подъем олигархии 2000-х гг. с другими фамилиями, но с не меньшими доходами. Просто пришли люди, которые не любят и не хотят светиться – как светились когда-то Березовский, Гусинский, отчасти Потанин и другие, которые за это, в общем-то, и пострадали – поскольку слишком активно светились. Соответственно, отмечается постепенное рекрутирование бизнес-элиты во власть, которое продолжается, и бизнес в 2000-е гг., на самом деле, стал еще более серьезным инкубатором политической элиты, чем в 90-е. В 90-е гг. это единичные примеры, и поэтому несколько попсовые случаи, но о них зато много говорят и о них все знают – Березовский, Гусинский, Потанин, который был вице-премьером российского правительства – можно еще перечислять, Фридман и так далее – но это были единицы. Это были олигархи с большой буквы, которые действительно очень мощно влияли на власть. И, понимая, что с этим надо покончить, в 2000-е гг. Путин, конечно, показал им «кузькину мать» и заодно на примере Ходорковского показал пределы возможного. Пределы все поняли. Поэтому случай Ходорковского не стал тиражируемым случаем, а остался практически единичным, поскольку задача была не в том, чтобы всю олигархию свести на нет, а в том, чтобы показать олигархии, что можно делать, а что нельзя, что надо встраиваться в новый режим и кормить новый режим. Но в то же самое время переход из бизнеса во власть (не крупного, а среднего, скорее) в 2000-е гг. стал явлением очень распространенным.

И во многом в этой же связи усилилось рекрутирование силовиков во власть, из-за чего тоже возникла своя тема, тоже несколько попсовая уже – по поводу милитократии, как это иногда называют – засилье силовиков и так далее. Что произошло с силовиками: в 90-е гг. они редко когда попадали во власть. Но надо понимать, в чем здесь была логика. Конечно, советские силовые элиты были очень мощными, но они действительно оказались не у дел в 90-е гг., поскольку советские политические элиты в 90-е гг. чем-то правили, сумели сохранить свои позиции, продолжая править, а многие силовики в условиях развала армии, ее недофинансирования вынуждены были просто уходить из силовых структур. Многие уходили в бизнес. И отсюда очень характерная для сегодняшнего чиновника биография, в которой можно найти какой-то период работы в силовых структурах, какой-то период работы в бизнесе. То есть логика «силовая структура – бизнес – политика» для элит 2000-х гг. является очень характерной. И многие бизнес-элиты, бизнес-группы в основе своей имеют силовую составляющую, то есть связи с ФСБ, с МВД отчасти.

И в общей сложности возникает вот этот самый винегрет, который надо было как-то консолидировать, но который живет своей жизнью, поскольку у всех игроков свои жизненные траектории, свои планы и стратегии, и на своих уровнях они их реализуют, иногда конфликтуя друг с другом, иногда, соответственно, наоборот. Поэтому российская элита – очень сложный по своему генезису конгломерат. Меняющийся, поскольку уходит советская номенклатура, а также демократическая интеллигенция. Меняющийся, поскольку уже началась внутренняя ротация чиновничества: на место чиновников с советскими, пусть мелкими корнями, приходят уже не советские чиновники – то есть те, которые выросли в 90-е гг. Я их называю «клерки» условно.

«Клерки» 90-х гг. без советских биографий сегодня  уже становятся значимыми фигурами. И, кстати говоря, Медведев тоже является одним из примеров такой ситуации, – поскольку у Путина была некая советская биография, – у Медведева уже советской биографии нет.

Сложный конгломерат построен на клиентельных основах. Клиентела – группа взаимосвязанных людей, патронажно–клиентельные отношения определяют функционирование этого конгломерата. Наличие патрона, большого босса, и клиентелы – людей, структур, которые вокруг этого большого босса складываются. Множество клиентел – их, на самом деле очень много, больше, чем даже думают самые продвинутые аналитики – к вопросу о количестве акторов. Но вопрос в том, на какие решения они влияют и насколько они влияют. Это предмет очень серьезного, очень глубокого анализа – конечно, в очень разной степени.

Авторитарная мобилизация прошла в 2000-е гг. Путин, конечно, осуществил роскошную политическую операцию, которой никто от него в 2000–2001 гг. не ожидал. Но он, в общем-то, волей случая попал в президентское кресло – в одном надо отдать должное, сумел к нему адаптироваться примерно за 2 года. Поскольку я помню разговоры аналитиков в 2000–2001 гг., когда нередко задавались вопросы, кто такой вообще Путин, чем он там, в президентском кресле, занимается, на что он, вообще, влияет, – и вроде как ни на что не влияет… И пафос аналитиков состоял в том, что «Путин, пожалуйста, ничего не делай! Будет лучше». Поскольку росли цены на нефть, рос бюджет, он просто пожинал плоды. Рейтинг рос сам вместе с ценами на нефть, ничего делать не нужно было. Но вот тут надо отдать должное, что он сумел повести себя, как политик и с помощью несложных мер, легко убедившись, что никакой задуманной кем-то когда-то демократии не существует, осуществил эту мобилизацию и, надо сказать, очень успешно, превратившись на время в ключевой центр.

Если рассматривать уже логику 2000-х гг., то развитие структурных изменений шло следующим образом: с самого начала 2000-х гг. ключевая сюжетная линия – борьба «питерских» и «семейных». «Семейные» – это бывшая «ельцинская семья», и, соответственно, те, кто сохранил свои позиции после. И к вопросу о тандемократии – в начале 2000-х гг. в России часто говорили о том, что в России слабый президент и сильный премьер-министр – слабый президент Путин и сильный премьер-министр Касьянов. Это – классика начала 2000-х. Соответственно, «семейные» в тех терминах, – премьер-министр Касьянов, глава администрации президента Волошин, как наиболее важная фигура, и еще по мелочи кое-что. И «питерская» элита – уже по географическому, но, в сущности, по клиентельному принципу, рекрутируемые из города нового президента. Этот этап прошел, он был характерен для первого путинского срока.

Что происходит дальше? – Дальше очень важный вопрос. «Питерские» победили, конечно же. Несомненно. Но при этом они сами развалились на части. И поэтому классический прикладной анализ на втором путинском сроке – это борьба между различными питерскими клиентелами. И тут уже мы начинаем изучать, кто откуда взялся, кто с кем связан и какие конфликты между ними возникают. Например, есть миф о питерских силовиках – один из классических идентификаторов для новой элиты. С формальной точки зрения (в сущности, это только биографический анализ, а я не случайно говорю, что нужно дальше двигаться), с географической точки зрения – да, людей из Петербурга с силовыми корнями полным-полно. И тот же Путин – тоже питерский силовик. Но надо изучать глубже – происхождение различных фигур, связи между ними. Даже принадлежность к ФСБ не означает наличия тесных взаимоотношений. Поскольку – не знаю, наблюдали вы за этим или нет, пару-тройку лет назад шла (и ее отголоски до сих пор слышны) буквально война между различными питерскими силовыми кланами, один из которых возглавлял Виктор Черкесов, бывший руководитель питерского УФСБ, создатель, надо сказать, очень мощной клиентелы с очень серьезными связями в питерском бизнесе. С другой стороны, группа, ассоциируемая с Сечиным, Патрушевым, Виктором Ивановым, то есть, соответственно, людьми, которые работали тоже в ФСБ, но на других позициях, в другое время – и Сечин, который в ФСБ формально и не работал. То есть там уже свои биографии, но и свои внутренние взаимосвязи.

В этой связи я предлагаю абстрагироваться от того, что у нас существует единый центр власти – власть все-таки распылена. Просто авторитарные режимы бывают разными: они могут быть консолидированными и неконсолидированными. Я, все-таки, склонен рассматривать российский режим как не вполне консолидированный. Не хочу назвать неконсолидированным – потому что ярким примером неконсолидированного режима на региональном уровне является Дагестан. Думаю, что объяснять долго не нужно, потому что практики там авторитарные, но элит полным-полно и все друг с другом воюют. Это пример неконсолидированного авторитарного режима. В России в целом, конечно, не как в Дагестане в частности, но, в то же время, не так все просто. И авторитаризм может быть неконсолидированным – это важный урок нынешней ситуации и ее проекции на перспективу, в том числе на перспективу будущих президентских выборов.

Пример региона однозначно консолидированного – Кемеровская область. Республика Калмыкия – уже нет, в связи с возникшими конфликтами между Илюмжиновым и Буруловым. Чечня – сложный пример, поскольку у них значительная часть элит выведена из политики, находится в Москве и ей не позволяют влиять на Чечню. Поэтому это ситуация скорее «пробирочного» авторитаризма, выращенного под Кадырова при поддержке федерального центра, когда другие влиятельные игроки нейтрализованы теми или иными способами. Условная ситуация, может быть временная.

Далее пару слов о классических бедах прикладного российского политического анализа (прикладной – это который про кремлинологию и так далее). Он всегда следует одному из направлений западной политологии – рационализму, теории рационального выбора. Он исходит из априорных представлений о рациональности политических акторов. У этого подхода есть ряд недостатков. В первую очередь преувеличивается информированность политических акторов. Считается, что каждый из них – это такой искусственный интеллект, который владеет всей информацией и принимает решения рационально. Тут можно улыбаться. Но постоянно убеждаешься в том, что аналитические записки построены на основании этих априорных предположений. Это несложно сделать, сложнее хотя бы уменьшить степень этого. Если не исключить в анализе рационализм при принятии решений, то хотя бы иметь реальную информацию об информированности акторов. Я бы исходил из того, что эта информированность значительно меньше, чем нам представляется, что она серьезно искажена и поддается манипулированию извне. А это не дает легко понять ситуацию, поскольку позволяет вмешаться в ситуацию множеству людей и структур, причем множеству, которое даже включенные в систему эксперты не в состоянии узнать, увидеть, оценить и понять их влияние.

Возможны различные подходы к анализу принятия решений. Отсюда разные интерпретации того, что такое элита, и кто эти решения принимает. Вскользь – в рейтингах влиятельных политиков России, когда был президентом Путин, был просто президент Путин. При президенте Медведеве появилась еще Светлана Медведева в качестве политического игрока. И теперь аналитиков, в том числе меня, просят оценивать не только влияние президента, но и влияние жены президента. При Путине ничего такого не было, и ни в какие рейтинги, упаси Господь, Людмилу Путину никогда не включали. Светлану Медведеву уже включают. К чему это? К тому, что принятие решений даже президентом страны может иметь более сложные причины. И в какой мере амбициозная первая леди влияет на Медведева – тоже вопрос. Это лишь вскользь – я не готов это анализировать, поскольку не знаю достоверно. Но в этом что-то есть.

В этой связи рейтинг влияния политиков всегда, до последнего времени, предполагал, что самый влиятельный в России президент. Это было и в 90-е годы, при Ельцине, во всех рейтингах он все равно стоял на первом месте. Но и тогда были люди, которые предложили другую методику оценки ресурсов политиков и выдали сногсшибательные результаты. В альтернативном рейтинге влияния, если я не ошибаюсь, от 1995 года оказался на первом месте по степени влияния в России – как вы думаете, кто? – Юрий Михайлович Лужков. Так получилось, хотя он всего лишь глава региона, хотя и большого. Но в этом была доля правды, поскольку учли влияние в бизнес-структурах. А в 1995 г. московская мэрия на самом деле была родиной российской олигархии. Бюджет Москвы – большой, самый большой в России, и через институт уполномоченных банков проходили средства московского бюджета. Из них потом выросли мощнейшие финансово-промышленные группы. В сущности, все они росли за счет прокручивания средств московского бюджета – «Мост-банк» Гусинского, «Менатеп», на основе которого вырос ЮКОС, МФК – «Международная финансовая корпорация» Прохорова и Потанина, на основе которой затем выросла бизнес-группа «Норильского никель», «Альфа-Банк», еще пара крупных банков. И альтернативная интерпретация считала, что поэтому Лужков влиятельнее, чем сам президент страны Ельцин. Интерпретации разные бывают.

Современные группы влияния внутри российской элиты

Подход первого приближения – географическая и профессиональная принадлежность игроков. Географическая принадлежность сейчас практически полностью питерская, различия между ними в первом приближении по профессиональной принадлежности. Если посмотреть кто такие «питерские силовики», которые в нынешней версии олицетворяются в первую очередь Путиным и его alter ego в Правительстве Сечиным. В сегодняшних условиях «питерские силовики» – это связка Путин – Сечин, которая управляет Правительством в высокой степени и очень мощно влияет на экономику. Потеряв президентский пост, они получили возможность принятия многомиллиардных решений по государственным корпорациям, потом по антикризисным мерам, по конкретным инвестиционным проектам, предприятиям и регионам. Влияние весьма серьезное. Остальные представители этой группы рассосались, и это, по-видимому, было условием тандемократии, когда Медведев получает не все это хозяйство, а кто-то все же уходит на более слабые позиции. Отсюда, например, практическое исчезновение из российской политики человека, которого раньше считая одним из вершителей судеб – Виктора Иванова. Когда он был в Администрации Президента, курировал судебную систему, курировал кадры. Это серьезные позиции, в начале 2000-х гг. Сечин – Виктор Иванов считались мощной силовой связкой, они почти что управляли страной. Но Сечин остался и отлично устроился, а Иванова подвинули, и сейчас он возглавляет Роснаркоконтроль, с политической точки зрения это почти пустая позиция.

Несколько подвинули, но не списали совсем Патрушева, которого убрали из директоров ФСБ. Он занимает должность секретаря Совета Безопасности. Орган консультативный, но может время от времени серьезно влиять на политические процессы. Например, недавно было подписана Медведевым военная доктрина, вполне старорежимная по своему контенту, разработанная при активном участии Совета Безопасности и Патрушева. В силовой части предложить что-то свое новому президенту не удается, и он не очень и пытается, поэтому Патрушев здесь оказывается вполне уместной фигурой. Правда, резко снизилось влияние той группы, которая конфликтовала с этой силовой группой – группы Черкесова. Публичная ругань была, вплоть до того, что Черкесов стал выступать с политическими заявлениями. Это была, конечно, ошибка с его стороны, ему нельзя было становиться публичным политиком, потому что самому Путину пришлось его одергивать. Как результат, этой группой пришлось пожертвовать, и сейчас Черкесов занимает совершенно пустую с политической точки зрения позицию – «Рособоронпоставка». Через нее проходит часть решений по гособоронзаказу, но, насколько я знаю, там никакого серьезного аппарата нет, и это скорее формальная должность. Таким образом, эта группа «питерских силовиков» ослаблена и практически исчезла. Зато другая группа, хотя и потеряла часть бойцов, сохранилась и свое влияние сохранила, является опорой премьер-министра.

Другой пример подхода по профессиональной принадлежности – «питерские юристы». Это словосочетание стало очень популярным на этапе, когда Медведев превратился в преемника, но это совершенно искусственная конструкция, поскольку на основании того, что из части людей из Питера юридическое образование, включать их в одну клиентелу и рассматривать как одну группу влияния совершенно неправильно. Питерские юристы рассматриваются как группа влияния, когда в нее включали Медведева и Козака. На самом деле это очень разные фигуры, у них совершенно разные биографии, и по поводу взаимной лояльности есть сомнения. У них нормальные рабочие отношения, но не более того – нет прочной связки. «Питерские юристы» – это скорее группа, формирующаяся сейчас, формируемая Медведевым из людей, которых он действительно хорошо знает, с кем вместе учился. Не все они хорошо известны, но некоторые из них свое влияние активно укрепляют.

Еще одна попытка идентифицировать группы влияния – по идеологическому признаку. Отсюда словосочетание «питерские либералы». Они олицетворялись двумя фигурами – Кудриным и Грефом. Кудрин был и остается министром финансов, одной из ключевых фигур в правительстве. Греф был министром, но и позже не утратил своего влияния. Сбербанк при Грефе стал очень мощной структурой с политической точки зрения, важной частью антикризисной политики. Но считать ли это одной группой? Кудрин и Греф – не сиамские близнецы. Они не такие уж либералы, да и либералы ли они вообще? У людей, которые работают в правительстве, вызывает улыбку, когда их называют либералами. Если посмотреть, что такое либерализм по канонам, и посмотреть, какие решения принимали Греф и Кудрин, когда они были министрами, то это обычные бюрократические процедуры, ничего либерального там нет. Может быть, это либеральнее, чем Сечин, но ничего действительно либерального нет. Кроме того, между Грефом и Кудриным, когда они были министрами, был серьезный аппаратный конфликт. Поэтому назвать их одной группой влияния нельзя, это скорее две разные группы.

По локально-географическому признаку выявляли и продолжают выявлять – и это имеет смысл, неполный, но имеет – группу, связанную с кооперативом «Озеро» в Ленинградской области, где рядом имели дачи и участки, жарили шашлыки и ходили друг другу в гости многие известные люди – Путин, оттуда выросла группа братьев Ковальчуков и банка «Россия», братья Фурсенко, Якунин к ним примыкает. Вот пример создания отношений, кстати, работающих и до настоящего времени. Видимо, локальная принадлежность к дачному кооперативу в российских условиях сближает гораздо сильнее, чем принадлежность к профессии. И в этом есть смысл, поскольку теснота отношений бывает очень разная, и чем теснее отношения, тем больше возможностей говорить о наличии группы влияния.

К вопросу о тесноте: ведь у нас не исключена клановость на уровне личных связей. Так породнились Сечин и Устинов, когда Сечин был в Администрации Президента, а Устинов был генеральным прокурором. Теперь это фактически одна семья – сын Устинова, если я не ошибаюсь, женился на дочери Сечина. Все знают про пару Христенко – Голикова, два министра, муж и жена, про пару Набиуллина – Кузьминов, который хоть и не чиновник, но не последний человек в системе образования в России – ректор Высшей школы экономики.

Я бы сказал так: возможны три способа консолидации элиты, наиболее распространенных:

1) идеологическая, работающая не очень хорошо, но возможная, не будем этого полностью отрицать,

2) функциональная – при совместной работе многие чиновники завязывают отношения, это нормальная основа для сближения.

3) клиентельная, она самая важная, где действительно тесные связи.

Что такое теснота связи? Это отношения взаимного доверия. В условиях российской политической системы личное доверие превратилось в очень мощный, гипертрофированный фактор сближения игроков, что во многом связано с наличием коррупционных отношений. Взаимное доверие, с одной стороны, порождает коррупцию, а с другой стороны, создается коррупцией. А без него дела делать нельзя, не получается. Поэтому многие из тех, кого мы считает одной группой влияния, на самом деле разные группы, но у каждого из них есть свое маленькое сообщество людей, «широко известных в узких кругах».

Из важных общих размежеваний, возникших в 2000-е гг., – размежевание между профессиональными кадрами и «своими людьми». Это разные способы рекрутирования элиты – профессиональные кадры и клиентельные связи. 2000-е гг. ознаменовались приливом в руководящие кадры «своих людей» с разными питерскими отношениями. В этой связи возник раскол в Администрации Президента между профессиональными кадрами, в основном ельцинского происхождения, и новыми людьми. Профессионалы вынуждены доказывать свою профессиональность и оттачивать ее, этим они сильны, и они делают много полезного. К их числу можно отнести Ларису Брычеву, которая возглавляет главное правовое управление Администрации, Джахан Поллыеву, бессменного спичрайтера.

Из более влиятельных профессиональных групп – вся мощная политтехнологическая команда, которая по-прежнему очень много решает в России. Сурков – главная фигура в этой команде. Он фактически пиарщик по происхождению, успевший поработать в бизнес-структурах. И уже оттуда он перешел во властные структуры при Ельцине, укрепил свои позиции при Путине и сохранил их при Медведеве, не допустив появления альтернативы. Это не только Сурков, но и Говорун, который возглавляет Управление по внутренней политике и решает массу вопросов, с похожей карьерой – переход в президентские структуры из бизнеса. Сюда можно отнести Абрамова – он работал вместе с Сурковым в «Альфе», но в отличие от Суркова, имеет связи по комсомольской линии. Плюс примкнувшие к ним эксперты и практики типа Павловского, Чеснакова, которые занимают более конкретными сюжетами и идеологическим оформлением существующих практик. Такое привлечение профессионалов возможно, но тоже, во многом, случайно.

Приходится с сожалением признать, что в России по сравнению с СССР не возникло системы подготовки и выращивания профессиональных кадров. Это важная проблема, она отчасти начала решаться, но пока в карикатурных формах, с появлением молодежных движений («Наши», «Молодая гвардия Единой России»), а потом кадровых резервов – президентского кадрового резерва, кадрового резерва «Единой России» (то есть по сути кадрового резерва премьера). Это попытка как-то оформить перспективную часть элиты и буквально пофамильно ее назвать, если говорить о кадровых резервах, плюс создать политический лифт в виде молодежных движений. Но до этого времени работа с кадрами вообще никак не велась. Как результат, очень большим минусом является низкий профессионализм существующих кадров и, к сожалению, есть ситуации, когда к власти приходят люди без биографии, т.е. биографии, которые никому ни о чем не говорят. Как правило, это люди, которые занимались каким-либо своим собственным бизнесом, у которых где-то была трудовая книжка. По разным каналам их могут назначать чиновниками, но реальной подготовки у них нет. Т.е. видно, что, к сожалению, прийти во власть можно не с улицы, конечно, или если быть правильным, то с правильной улицы.

Из ярких примеров рекрутирования новых кадров – Володин в «Единой России», как действительно одна из ключевых фигур в партии. Володин – кто такой? Саратовский офицер. По своему происхождению саратовский офицер, далее не очень крупный политик в Саратовской области, потом крупный политик в Саратовской области и далее человек, который пришелся ко двору в ОВР, понравился Примакову, стал преемником его во фракции ОВР в Госдуме и дальше еще многим сумел понравиться своей активностью и в ЕР стать важной фигурой.

По нынешней ситуации. Касательно Медведева: есть ли у Медведева группа влияния? Тоже интересный вопрос: есть ли у Медведева группа влияния или Медведев – сам часть чьей-то группы влияния? Все же меняется и довольно сильно и быстро в зависимости от смены статусов, ролей. Несколько лет назад мы бы сказали о том, что Медведев, наверно, это одна из подгрупп в группе Путина. Но затем вдруг неожиданно начинают находиться свои одноклассники, свои однокурсники, у которых оказывались вполне конкретные фамилии и на завтрашний день – вполне конкретные должности. Это то что происходит сейчас и то что происходило в прошлом году. Поэтому своя небольшая клиентела все-таки формируется, с такими ключевыми фигурами как Иванов, но другой уже (это Высший Арбитражный суд). Как Винниченко – сейчас это полпред в УрФО. Как Коновалов – министр юстиции, которого прочат то в генеральные прокуроры, то в губернаторы Санкт-Петербурга. Как Чуйченко, который работал в «Газпроме», сейчас его взяли в администрацию президента главой контрольного управления. Т.е. такая небольшая собственная клиентела есть.

При этом я бы не ассоциировал Медведева так жестко с «Газпромом», как это иногда делают. Да, Медведев курировал «Газпром» долгое время, как председатель совета директоров. Но если вы хотите изучить «Газпром», это тоже своя маленькая империя, со своей очень сложной внутренней структурой, со своими группами влияния, конфликтами, клиентелами внутри корпорации. Несколько лет назад приходилось читать аналитическую записку, в принципе мне и так было понятно о чем там шла речь, т.е. в сущности «Газпром» был не отдельной группой влияния, а слепком российской элиты, т.е. там внутри «Газпрома» были представлены люди, связанные с разными кланами. Каждый имел свою, если угодно, долю акции «Газпрома «в неформальном понимании этих самых акций.

Но при этом, в чем особенность ситуации Медведева, если он хочет стать президентом, хочет остаться президентом в отсутствие скамейки запасных, хотя бы большой скамейки запасных. Он должен изменить правила игры, потому что в рамках прежних клиентельных отношений его позиция проигрышная. Ну, назначит он трех-четырех однокурсников еще куда-то и на этом в общем-то все будет исчерпано, потому что питерских всех возможных и так назначил куда-то Путин, а не Медведев. Соответственно Медведеву по логике и как более молодому президенту, и как президенту, который заменить путинские клиентелы медведевскими (своими) не в состоянии, нужно менять правила игры. Отсюда и первая, на самом деле, в российской новейшей истории попытка их изменить, вроде как сделать ставку на профессионализм и на карьерный рост по профессиональному принципу, а не по принципу дружбы и так далее. Это и есть ситуация с президентским кадровым резервом. Но это лишь намеченная тенденция, потому что одно дело хотя бы запустить процесс формирования кадрового резерва, другое дело его наполнить, потому что наполнение кадрового резерва все равно шло по старым схемам, которые отменить прямо сейчас невозможно. Отсюда тот же клиентелизм и попадание в президентский кадровый резерв разными способами по разным каналам, а Медведев это лишь оформляет как свою золотую сотню, которая одновременно является золотой сотней еще множества людей, и Путина, и Собянина, и некоторых губернаторов, и Лужкова, и много кого еще одновременно. Поэтому смена правил игры назрела, но произойти так быстро, вдруг и сейчас, она не может. Мне думается, что это лишь новая тенденция, как сам Медведев, как политический символ – это новая тенденция, которая может воспроизводиться в российской политике в перспективе, ближе к 2050 году. Может быть с другими именами, я говорю лишь о тенденциях обновления элиты и отхода от клановости, перехода от клановости к формированию профессиональных элит по профессиональному принципу. То, что сделано – это лишь маленький шажок и дальше в данных политических условиях дело не пойдет.

Олигархи «старые» и «новые». Здесь произошло то же самое, что и с прежними политическими элитами. Не уход, не уничтожение, а адаптация к существующим условиям, либо эмиграция или тюрьма (но это крайние единичные случаи), адаптация к существующим условиям, встраивание в политический режим. И дальше уже функционирование в качестве части этого режима, поддерживающей, но при этом не претендующей на собственную власть, сохраняющей свой бизнес и, возможно, усиливающей свой бизнес, но не претендующей на занятие политической позиции. Это характерно для ЛУКОЙЛа и Алекперова лично, для Прохорова отдельно от Потанина, Потанина отдельно от Прохорова, для Вексельберга, если брать грандов, для Дерипаски, для Абрамовича, для Фридмана, т.е. для тех олигархов, которые никуда не делись, и «семибанкирщина» тоже в основном сохранилась. Они заняли определенные ниши и, прежде всего, свои рациональные экономические цели реализуют. Это им более-менее удается, поскольку простроенные связи есть, и было бы неправильно говорить о том, что олигархия потеряла свое влияние. Сращивание олигархии и нынешней власти сохраняется. Созданы новые отношения, прежняя олигархия в основном активно поддерживает новый политический режим. Речь идет лишь об одном, о том, что непосредственное влияние на политику ушло у олигархии, что не отрицает совместной экономической деятельности и принятия совместных экономических решений.

Но действительно формируется и новая олигархия, которая ныне олицетворяется кем? Это Ковальчуки, группа банка «Россия», Юрий Ковальчук прежде всего, как ключевая фигура. Банк «Россия», тесно связанный с Путиным и частью питерцев, еще когда они были в Петербурге. Группа, которая имеет сильные позиции внутри «Газпрома» и фактически контролирует Газпромбанк, прежде всего, т.е. ключевое финансовое учреждение, одно из ключевых в России и ключевое для Газпрома. Плюс свои разветвленные связи. Влияние и на сферу образования через Фурсенко со всеми попытками провести реформы. С ними связан, в частности, Клебанов (полпред в СЗФО).

Из тэковских олигархов нужно отметить Тимченко, которого с недавних пор полюбила западная пресса, и называет его главным путинским олигархом. Через Тимченко, как известно, проходит основная часть экспорта российской нефти. В Финляндии он создал бизнес по перепродаже российской нефти. Сначала нефти, что называется, питерской, т.е. Киришского НПЗ. Ну а потом уже пошло-поехало: и основной трейдер «Роснефти» и других нефтяных компаний. Тимченко стал очень влиятельной фигурой, работает в тесной связке с «Роснефтью», которую в свою очередь курирует и стремится контролировать Сечин. Но в основном его деятельность внешняя, т.е. торговля. На торговле можно зарабатывать очень много на самом деле.

Из промышленных олигархов – это Сергей Чемезов. Человек, который в ГДР служил, вместе с Путиным. Чемезов получил возможность создать корпорацию. Я ее сравниваю с кашалотом. Широко разинутый огромный рот, в который все подряд идет, все, что есть в океане – хорошие активы, плохие, мусор – и такое впечатление, что кашалоту это нравится. В итоге получились «Ростехнологии», что мне представляется авантюрой. Эконом-географы сами представляют все эти дохлые предприятия, десятки, сотни, все это собирать в госкорпорацию и думать, что из этого получится что-то путное и прибыльное. По-моему только авантюрист мог так считать. Либо какой-то небольшой собственный бизнес на этом можно делать, я не исключаю, но как проект, по-моему, это совершенно провально. Но, тем не менее, «Ростехнологии» плюс кое-какие реально работающие сырьевые активы. «ВСМПО-Ависма», все-таки, актив хороший, не случайно его в «Ростехнологии» не включают. Правда, у меня есть ощущение, что все-таки Чемезов перегнул палку и, как говорят, им стали недовольны. Слишком много набрал, дали ему это сделать, а отдачи никакой. Так же как когда-то Ельцин поругался с Коржаковым и Барсуковым, известная эпическая история середины 90-х годов. Мне кажется, что похожая история воспроизведется рано или поздно и с Чемезовым, потому что на всех страницах всех новостей тот же АвтоВАЗ и все несчастные эти предприятия, с которыми реально они ничего не смогут сделать, это очевидно. По крайней мере, в нынешнем формате. Так или иначе, пока он значим как фигура.

Я бы к числу этих олигархов причислил бизнесмена с большим стажем, но усилившегося в 2000-е годы. Это Алишер Усманов. Сейчас он остается влиятельной фигурой, более того, стал создавать собственную медиа-империю. В сущности, медиа-олигарх – это тоже образ, который в России возник в 90-е годы, и хоть Гусинский и пострадал, но появление подобных сюжетов не исключено, и пример Усманова это доказывает.

Есть еще разные фигуры, которые сейчас не столь влиятельны, которые когда-то считались главными банкирами. Коган, которого называли путинским банкиром (бывший «Промстройбанк СПб») – ныне тихий чиновник, который, тем не менее, строительную сферу неплохо контролирует в России и в Петербурге отчасти. Сергей Пугачев – не очень понятная фигура еще одного банкира. Сюда можно добавить Якунина, но Якунин «промежуточная» фигура. Все-таки он не бизнесмен по своему происхождению, а скорее силовик. Его назначение во главе ОАО «РЖД» – это скорее, я бы сказал, экономическая компенсация за отсутствие возможности для политического роста. Поскольку, как известно, Якунин фигурировал в шорт-листе преемников Путина, но не стал в итоге президентом, но зато стал руководителем госкорпорации.

Вопросы участников «Клуба 2050»

Владимир Горчаков, Клуб 2050: Ростислав Феликсович, традиционный вопрос в связи с тематикой нашего клуба. В краткосрочной и среднесрочной перспективе какие основные базовые процессы будут происходить внутри российской элиты по вашему экспертному мнению?

Ростислав Туровский: Временные горизонты связаны с политическими циклами. Значит краткосрочные перспективы сейчас – это горизонт 2012 года и, соответственно, следующие президентские выборы. В элите будет происходить небольшое увеличение числа людей, ориентированных на Медведева и обязанных ему своей карьерой. Небольшое потому, что есть слишком серьезные ограничения для президента. Ограничения как кадровые в плане пресловутых однокурсников, одноклассников, так и политические, поскольку принимать слишком много самостоятельных политических решений, не согласовывая с Путиным, Медведев действительно не может. Поэтому портрет меняться будет, но не радикально, конечно. За это время он и не может радикально измениться. Тем временем, внутри этой элиты будет формироваться некая определенность в связи с тем, кто станет будущим президентом России, а сами желающие будут активно формировать эту определенность. На мой взгляд, с начала 2010 года Путин начал формировать эту определенность в свою пользу, и по настроению в элитах они это уже восприняли как сигнал. А Медведев своими действиями только утвердил их в этой уверенности.

Василий Лебедев, Клуб 2050: Можно дальше про краткосрочные, по поводу 2012 года. Институт премьера, пока там был Путин, сильно усилился. Если принять, что Путин в 2012 году снова станет президентом, то тогда, что делать с премьером, кого туда сажать?

Ростислав Туровский: На один раз пока стал сильным (правда, можно вспомнить Черномырдина в середине 90-х). Медведев может стать премьер-министром. Здесь возможны логичные решения. Логичные – это значит из ныне действующих крупных фигур: Медведев, Сечин, Шувалов, Кудрин (но ему не дадут). Возможны и неожиданности – извлечение тузов из рукава – не берусь предсказывать.

Среднесрочные перспективы… Это два избирательных цикла – 10 лет. Ну, смотрите. Допустим, Путин в 2012 году получает 6-летний срок, и я думаю, ему этого будет достаточно – ему больше не нужно. Я уверен, что два раза по 6 лет Путину точно не нужно. Дальше. Шесть лет получает – Медведев все для этого подписал. Это раз. Второе – Медведев намекнул в связи с губернаторами, что «работать больше трех сроков – нехорошо» – я уверен, что это был завуалированный месседж именно Путину. А этот шестилетний срок для Путина как раз и будет третьим. Соответственно, инерционная среднесрочная перспектива – возвращение Медведева к власти и всего того, что он начал делать. Те темы, которые он обозначил, останутся актуальными: модернизация, борьба с коррупцией, обновление кадров. Очевидно, что за 5-6 лет видимых результатов этого не будет, соответственно с этим можно вернуться к власти, как с предвыборной программой. Эти же темы останутся актуальными, страшно сказать, в 2018 году. Практика показывает, что в российских условиях принимаются или банальные решения (рокировка Медведев-Путин, Путин-Медведев вполне вероятна) или какие-то неожиданные – новый Путин может появиться (неожиданный преемник).

Важный тезис: в 2000-е годы активно пошел процесс формирования новой номенклатуры – старая советская рассосалась, и скоро совсем рассосется. В это время Путин начал направленно формировать элиты через множество назначений – появилась обширная «силовая корпорация», появилась возможность привлечения людей из среднего бизнеса. Эта элита формируется, там идут внутренние ротации, молодые поднимаются наверх. Это кадровый резерв, и, как ни крути, им пользуются. Иногда, даже демонстративно назначаются губернаторы из президентского кадрового резерва. Если возвращаться к инерционной тенденции, то понятно, что новая номенклатура в 2000-е годы при всей своей разношерстности сформировалась. Новая элита объединена общим корпоративным интересом, все эти годы она активно работала, чтобы размежеваться с народом и снизить значение демократических процедур, что увеличивает ее устойчивость и самодостаточность. И если в России не произойдет никакой Великой Октябрьской Революции, то продолжать существовать и обновляться внутри себя она сможет достаточно долго.

При этом не все так скучно и банально. Внутренняя структура элиты очень сложная. Внутренняя борьба, пусть она не публичная, но серьезная. Турбулентность своя существует и будет существовать. Поэтому фигуры будут меняться, маски будут меняться, нам будет, за чем наблюдать. Замечу, кстати, что кризис глобальный она пережила, а он все-таки – не шуточный.

Андрей Горбунов, Географический факультет МГУ: Что будет с региональными элитами?

Ростислав Туровский: На каждом уровне идет своя консолидация, губернатор может быть вполне лоялен федеральному центру, при этом может быть «бабаем» внутри своего региона и вполне всех устраивать в этом качестве. Надо понимать, что цели контролировать все и вся у нашей власти нет. Поэтому она тоталитарным режимом не является. А на региональном уровне вынужденно ускоряется ротация губернаторов, а за ними и остального чиновничества. Связано это с тем, что вплоть до сегодняшнего дня скорость ротации региональных элит существенно отставала от скорости ротации федеральных элит. Здесь возрастной фактор играет критическую роль. Плюс слишком уж явный диссонанс возрастных категорий президента и губернаторского корпуса – почти все губернаторы старше президента. Нужно подчеркнуть, что впервые с советского времени ротация губернаторского корпуса пошла только сейчас.

Главный страх нынешней элиты, сформировавшейся в 1990-е и усилившейся в 2000-е – это не страх перед бунтующим обществом, а страх появления системной оппозиции. Вернее, появление внутрисистемной оппозиции, катастрофического раскола элиты, который поделит ее (элиту) на несколько частей, враждующих друг с другом не на жизнь, а на смерть. Т.е. превратит Россию в Украину. В России влиятельных людей сажать не принято. Если не брать в расчет показательные случаи. И просто выгонять на улицу тоже не принято. Чтобы не возникло риска, как раз, создания той самой системной оппозиции. Хотя, как показал эксперимент с Касьяновым – не создаст, но все равно именно риск возникновения системной оппозиции воспринимается, как основная угроза.

Павел Чистяков, Географический факультет МГУ: Как бы вы оценили степень влияния полпредов?

Ростислав Туровский: Сейчас это влияние невысокое. Оно снизилось по ряду причин: из-за отсутствия возможности влиять на выборы губернаторов, отсутствия у Медведева желания как-либо использовать этот институт. Институт этот подвис в замороженном состоянии до лучших времен.

Данила Войнов, к.г.н., сотрудник ЛРАиПГ (лаборатории регионального анализа и политической географии): Похоже, что у власти есть два разных проекта – «модернизационный» и «стабилизационный». Скажите, вся эта шумиха вокруг модернизации – это просто риторика или что-то еще?

Ростислав Туровский: Пока это больше слова. Нет понимания, что такое модернизация в социально-политических категориях. Проблема в том, что нет субъекта модернизации. Модернизацию зачастую сводят к модернизации чисто технической, т.е. к «харду», а не к «софту». На самом деле социально-политическая модернизация по своей динамике противоречила бы напрямую всем нынешним тенденциям, поскольку это означало бы, извините, развитие демократии, гражданского общества, индивидуализма, рыночной экономики и т.д.

Василий Лебедев, Николай Куричев, Клуб 2050: Какие потенциальные линии разлома внутри элиты вы видите (в том числе и по мере усиления кризиса, если таковое будет происходить)?

Ростислав Туровский: Если брать отраслевой разрез, то обычно говорят, что в России есть два мощных лобби – это ТЭК и ВПК. У каждого своя логика, свои интересы – первый больше на внешних рынках работает и заинтересован в международных связях, второй – зависит от государственного заказа, и с ним связано огромное количество предприятий, работников и т.д. Но я бы не стал говорить, что ТЭК с ВПК как-то борются.

Василий Лебедев, Клуб 2050: И Путин, и Медведев выходили в политику с какими-то идеями. Путин – со стабильностью, диктатурой закона; Медведев – с модернизацией, борьбой с коррупцией. Это означает, что в обществе был запрос на это. А что будет дальше, какие идеи?

Ростислав Туровский: То, с чем выступил Медведев – это реально актуальные вещи, которые еще долго будут актуальны. А нынешняя элита в ее текущем состоянии их точно реализовать не сможет. Ну а новое, что нового может появиться? … Демократия. Дальше только демократия. Это то, чего действительно не было сказано Медведевым. Но сказать это одно, а жить-то в условиях демократии нужно научиться еще. Это процесс обучения, если ему не мешать, и за 2050 год уйдет. И путинские контрреформы показали в 2000-е, что демократия пока нам не очень-то и нужна, в ней нет потребности в обществе. И если рассматривать длинные исторические циклы, то период демократии 90-х выглядит пока только как первая попытка пожить в условиях демократии. Нельзя исключать, что будут и вторая, и третья попытки… Если возьмем, как пример страны Центральной и Восточной Европы, то они просто перешли к демократии, в нашем случае – это долгий и кривой путь, в возвращениями в исходное положение, по которому мы и идем.

Александр Порошин, Факультет прикладной политологии ГУ-ВШЭ: Мой вопрос будет касаться прогнозов, прогнозируете ли вы увеличение роли партий в процессе трансформации политического режима. И в частности касательно «Единой России»: возможно ли превращение ее в сильную доминанту. Или же это исполнительный и законодательный инструмент элит?

Ростислав Туровский: Пока скорее второе – инструмент. Хотя я не исключаю сценарий возвращения Путина к власти, как лидера «Единой России», даже с его вступлением в ЕР, с формированием правительства ЕР. Этот сценарий исключать нельзя. Это будет зависеть от конъюнктуры. Если это нужно, если так проще будет организовать власть, например, в 2012 году, то так ее и организуют. Учитывая, кроме того, и определенное скрытое германофильство части нашей элиты. Пример Германии с канцлером перед глазами. И Путин, становясь премьер-министром, во многом ориентировался на модель бундесканцлера, являющегося реальной главой государства в случае Германии. Поэтому можно «сыграть и в эту игру», даже не становясь президентом. Можно стать премьер-министром, как лидером «Единой России», доминирующей в парламенте. Президентом в таком случае можно оставить и Медведева, кого угодно.

Институт партий может усиливаться только в случае демократизации. И усиливаться он может только с низовых уровней. В этой связи я больше рассчитываю именно на эти уровни, если наши власти доведут до конца то, что они начали делать (и спасибо им за это). Я имею в виду введение партийных списков на выборах в региональные законодательные собрания. Следующий шаг, на который пока боятся пойти, и за который больше выступают коммунисты – это введение партийных списков на муниципальных выборах. Если произойдет «партизация» муниципальных образований, там будет очень «забавно». И географам, и политологам будет «где порезвиться». Я, например, на прошлой неделе получал огромное наслаждение, изучая результаты выборов по партийным спискам. Это была просто фантастика! Настолько по многим районам отличались результаты от голосования тех же районов на федеральном уровне. Чего там только не было: и случаи победы «Справедливой России» в городе Новозыбков Брянской области, победа КПРФ в Ржеве, победа коммунистов в Твери на вторых выборах в городскую думу, победа ЛДПР на выборах в городе Вышний Волочек Тверской области. Складывались фантастические конфигурации по участникам. Например, видно, что у многих партий нет своих сетей, и в итоге законодательные собрания формировались в любых пропорциях. Самая полная сеть у «Единой России». Но и тут есть исключение. «Единая Россия» не выдвигалась в Сулейман-Стальском районе Дагестана, где победу одержало никогда не догадаетесь кто… – «Яблоко»!!! В итоге видно, что существует малопартийный «детский сад» на муниципальном уровне. Но если это продолжать развивать – будет действительно интересно и многообразно, и всеобщего доминирования «Единой России» не получится. По 83-м субъектам такое возможно, по всем муниципальным образованиям – вряд ли. И это будет стимулировать интерес граждан на локальном уровне к партиям, стимулировать именно многопартийные интересы, а не интересы одной «Единой России».

Егор Двинянин, Институт Демографии ГУ-ВШЭ: У меня два вопроса. Первый – по поводу «силовиков». Я так понимаю, что когда мы говорим о них, мы не имеем в виду армию.

Ростислав Туровский: Да, в российских реалиях это скорее ФСБ.

Егор Двинянин, ИДЕМ ГУ-ВШЭ: А остальные, какова иерархия? Я так понимаю, что МВД сейчас уже существенной роли не играет.

Ростислав Туровский: Иерархия неформальная, поскольку МВД и ФСБ – два ключевых ведомства, если не рассматривать армию. Сейчас на самом деле в МВД очень сложная ситуация. Это одна из главных проблем, поскольку позиции Нургалиева откровенно слабые. Идет борьба между его возможными преемниками, которых как минимум четыре человека. Это почти уже невозможно скрыть. Внутренние конфликты, постоянная самокомпроментация милиции, которая превратилась в целый ряд публикаций, остановить который никакими административными способами уже невозможно. МВД как структура в этом смысле разлагалось постепенно, а теперь переходит в новую стадию своего разложения. Но при этом никто не знает, что с ним делать системно. Кроме как поменять министра, но что делать с милицией системно – это крайне тяжелый вопрос. Может быть: вернуться к идее создания единого следственного органа – у нас все хотят проводить следствие (и прокуратура, и МВД, и ФСБ, и никто не хочет у нас от этого отказываться).

Егор Двинянин, ИДЕМ ГУ-ВШЭ: Еще один вопрос, наивный. У элиты не как у структуры, а как у людей, входящих в эту структуру, есть какие-либо интересы кроме «кормушки», и кроме обеспечения как можно более долгого периода пребывания у этой самой «кормушки».

Ростислав Туровский: Я бы не хотел все-таки примитивизировать потребности элиты в целом. Мы же должны понимать, что это люди, у которых есть место работы, которые на этом месте выполняют свои функциональные обязанности и получают за это зарплату. Некоторые пользуются своим ресурсом для того, чтобы вести свой бизнес. Это известно и даже не сильно скрывается. Интерес карьерного продвижения есть, как и любого чиновника.

Егор Двинянин, ИДЕМ ГУ-ВШЭ: А есть ли интерес реализовывать какие-либо идеи?

Ростислав Туровский: С идеями как раз плохо. Функциональная бюрократия в 2000-е годы была создана. Она состоит из множества не таких уж и плохих винтиков большой системы. Но они все «бездушные», идеи у них, конечно, никакой нет. Они выполняют свои обязанности. Кто выполняет лучше – тот продвигается, кто пусть хуже выполняет, но имеет какие-то свои личные связи – тоже продвигается. Идеи и души в этом действительно нет.

Данила Войнов, ЛРАиПГ: В последнее время мы видим, как появляется больше каких-либо конфликтов, они становятся явными. В частности часто слышались высказывания против идеи «модернизации», в том числе со стороны «генералов». Является ли это просто словами, или за этим стоят реальные конфликты?

Ростислав Туровский: В этом конечно есть определенная идеологическая составляющая. Ведь кроме консервативных идей в современной России в общем-то идей, претендующих на более-менее серьезную поддержку, нет. Либеральные и левые идеи сейчас таковыми не являются. Это я к тому, что с консервативных, традиционалистских, националистических позиций в России сейчас выступить легче всего. Всегда найдутся те, кто тебя услышит, поймет, поддержит, а остальные просто промолчат. Поэтому консервативная риторика – это вполне реальная, базисная часть нашего нынешнего политического дискурса. Она удобна Путину, в отличие от Медведева. Все, что консервативно – сейчас удобно Путину. И опираться на этот консервативный консенсус пока еще можно. Однако, за такой риторикой не может стоять политического действия, поскольку есть и свои ограничения, перейти к автаркии Россия не может, и это всем понятно. Разве что кроме «генералов», но у них голова в принципе устроена по-другому. Остальные, я думаю, это понимают, и если брать те же международные отношения – на словах наша внешняя политика стала более националистической или, лучше сказать, более национально ориентированной. В то же время это нисколько не отменило достаточно развитые взаимоотношения, не отменило системную зависимость России от Запада, которую просто приходится камуфлировать. Да, с США стало значительно хуже, но с Германией сохранились неплохие отношения, учитывая, что там большое количество личных и деловых связей существует у нынешней элиты.

Ольга Дещеревская, Географический факультет МГУ: У меня два вопроса. Первый: Вы сказали, что в 2000-е была тенденция снижения влияния общества на принятие политических решений. Будет ли эта тенденция сохраняться в будущем, и если да, то через какое время это приведет к значительному росту напряженности? Второй вопрос о том, какие будут основные источники резких политических решений, кроме уже упомянутого «самоутверждения» Медведева как президента?

Ростислав Туровский: Почему нет. Это, кстати, очень важный фактор, усиливающий непредсказуемость. Это – во-первых. А во-вторых, неопределенность усиливает коррупция. Коррупционные решения тоже не всегда предсказуемы. Кроме того, есть еще решения, основанные на теневых и кулуарных договоренностях. Правда, сейчас, по моему мнению, началось определенное упорядочивание. Хотя кадровая политика остается довольно хаотичной, но хотя бы с появлением кадровых резервов ее пытаются сделать чуть менее хаотичной. Тем не менее, неожиданные решения и «дерганья» будут – это ведь во многом функция профессионализма власти. Одна из важнейших проблем, о чем я уже говорил, это отсутствие критериев оценки профессиональных качеств и достоинств чиновников и депутатов. Таких критериев не существует. Если в советское время это все-таки было, и было понятно, как строится карьера, было понятно, что нельзя перескочить через две, через три ступеньки. Если конечно, ты не личный друг генсека. Конечно, такие ситуации были возможны, но в общем и целом нельзя. Нужно было двигаться по ступенькам, и каждый раз нарабатывать себе определенный опыт. И уже с этим опытом переходить на следующую ступеньку, так было со всеми – так, кстати, было и с Ельциным. Но этого уже не было с Путиным и Медведевым, этого не было с теми, кого они назначали, с министрами, с губернаторами. Из-за этого элемент случайности в кадровой политике будет все-таки сохраняться.

Касательно общества – это большая тема. Об этом многие любят рассуждать, наверное, поэтому я не люблю об этом говорить сам. Но вопрос все равно правильный. Проблему я вижу скорее не в самом обществе, как и не было большой проблемы и в советском обществе с точки зрения его развития, политической культуры, образовательного уровня. Проблема скорее заключается в политической системе – т.е. в наличии возможности оказывать влияние на принятие политических решений. Отсутствие демократии, помноженное на низкую, и на мой взгляд, снижающуюся политическую грамотность и образовательный уровень населения, это то, чем легко можно пользоваться при желании. Поэтому общество или не знает, грубо говоря, куда идти, или даже не хочет это знать и живет в своем собственном мирке. И таких мирков миллион. И это соответственно облегчает задачу по «сжиганию мостов» между властью и обществом. Сжечь мосты – не дать возможности пополнения элиты демократическими способами, через выборы, что еще отчасти было возможно в 1990-е годы, но что сейчас является практически нереальным. Изменится ли это? Вопрос о переходе к демократии в российских условиях крайне долгий и сложный. И, как оказалось, процесс обратимый. Возможны новые попытки движения в ту же сторону, которые тоже, скорее всего, будут обратимыми. Что остается нам? Жить, работать и все-таки, хотя бы небольшие возможности влияния на власть есть. Их нужно использовать.

Андрей Горбунов, Географический факультет МГУ: Т.е. в будущем будут только механизмы оперативного гашения уже возникающих конфликтов?

Ростислав Туровский: Нет ситуации консолидированного объединения всех протестных движений по всей стране, все очень локально. Пространственный фактор играет свою роль. Все что локально – все гасится, более или менее успешно, более или менее быстро. В этой связи, конечно, надо изучать историю КПСС, точнее РСДРП (б). Создание сети советов (причем созданных изначально не РСДРП, а скорее эсерами) – т.е. по сути параллельных властных структур – это интересный опыт. Но в тех условиях, действующая власть была до такой степени нелегитимна, что она не пользовалась поддержкой, не могла решать многие социальные задачи в условиях острых конфликтов. Когда рабочие не могли решать свои проблемы, и всем было на них наплевать, они объединялись и решали их сами. Но у нас до этого пока еще не дошло.

Алексей Сахаров, Географический факультет МГУ: Как проявляется сокращение доходов элит в связи с кризисом, все немного затягивают пояса или какой-то частью элиты жертвуют? Или же сокращают больше на нижних ступеньках?

Ростислав Туровский: Я, конечно, этот вопрос не изучал, неясно, как его вообще изучать. По крайней мере, по своему опыту могу сказать, что те, кто находится у кормушки, стремятся сохранить собственные доходы с урезанием доходов нижестоящих уровней, которым деваться особо некуда. Так, я думаю, система должна работать, так она и работает. Еще нужно понимать различия между личными доходами и доходом корпорации. Я думаю, что личные доходы гарантированны, у бизнесменов значительные средства выведены за границу и там более-менее «спокойно живут». Даже работают в каких-то фондах. Мы же знаем, что на фоне всех разговоров об экономическом росте вывод капиталов за рубеж только усилился. Мы это фиксировали в статистике, правда, относились к этому довольно равнодушно. Поэтому с личными доходами все будет нормально, а вот с корпорациями: многие обанкротились, многие на грани этого, борются за выживание, за госгарантии. Это уже внутрироссийский контекст отношений. Например, у того же Дерипаски сейчас за рубежом дела лучше, чем в России, а в России приходится договариваться с Путиным.

Ольга Дещеревская, Географический факультет МГУ: Получается, что напряжение между элитой и обществом если и будет повышаться, то будет компенсироваться за счет снижения политической грамотности.

Ростислав Туровский: Это – во-первых, а во-вторых, – за счет ограничений самой политической системы, которая не позволяет создавать ситуацию консолидированного и значимого протеста.